Гроза.
Началось все просто и по-дурацки, по-детски совсем. Началось все со сказки про ведьму и с Сашки, который, как уже взрослый тринадцатилетний молодой человек, никаким подобным россказням не верил.
Единственное, что удивляло – так это то, что сказки рассказывал один из старших ребят, Артем. Да и ладно бы что-то убедительное, про тварей в туннелях метро или про крики в заброшенной психиатричке, а тут совсем мистика. Но убедительно, зараза, рассказывал, даже фотографию показал.
И вот Санька, сидя с этим треклятым ящиком на коленях и пристукивая зубами в такт вагону метро, вдруг очень четко осознал, что он только что совершил незаконное проникновение в частное пространство с хищением движимой собственности. Ведьма-не ведьма, но черт же побери, как так вообще могло получиться? Он же никогда не брался на «слабо». читать дальше
Как ни странно, проникнуть в ведьмин дом оказалось проще простого. Сквозь кольцо мальчик увидел все ловушки, обошел, замел следы омелой(не без капли здравого смысла решив все-таки, что это бессмысленно), взял ящик, стоящий на самом же видном месте, и свалил из дома, бегом, несмотря на кованые углы, отдавливающие пальцы. Первой же мыслью было – туда, где не достанет, и так, собственно, он и оказался в метро.
Нарастал шум грозы. Поначалу он показался Саньке всего лишь шорохом пакетов, невесть как пробившимся через общий транспортный шум, но, когда в голове вдруг разразился гром, от отговорок пришлось отказаться. Одна капля невесть как упала ему на нос, и он торопливо стер ее рукавом, будто ожидая почувствовать жжение кислоты вместо простой водянистой прохлады. На рукаве не появилось даже малейшего темного пятнышка, и Сашке стало совсем нервно.
Ведьма примерещилась ему будто бы на ином слое пленки, поверх привычного мира. Она была совсем юной, белокожей, с короткой черной гладкой стрижкой и темнющими, аж сияющими чернотой глазами. Голорукая, в прозрачных черных тканях, босиком, будто укутанная в черный шифон фарфоровая статуэтка, верхом на черном лоснящемся коне, она неслась где-то сквозь толщу туч. Сашка только с третьего раската разглядел, что на шее ее горит раскаленным металлом короткая цепь с ключом на ней, что кожа под цепочкой покрыта ожоговыми пузырями и дырами. И с четвертого раската с голове услышал ее голос, мурлыкающий, нежный, низкий, сочащийся яростью:
- Мальчик мой, тебя не учили, что брать чужое нехорошо?
Сашка вцепился в ящик всеми пальцами, да так, что суставы хрустнули.
- Мальчик мой, я Хранитель. Я свое сокровище почую отовсюду.
И тут ему стало совсем дурнотно. И ведь даже вернуть и извиниться нельзя – убьет же, не оставит кости рядом с костью.
- Следить лучше надо было, - тихо-тихо, сквозь зубы, чтобы не услышал никто, прошипел он.
Она удивилась, серьезно. Черные глаза распахнулись, а аккуратный рот округлился.
- Следить? Мальчик мой, зачем мне следить за тем, что я и так найду на другом краю света?
И ему надо было срочно придумать место за краем света, чтобы избавиться от дурацкого ящика, и от треклятой ведьмы заодно.
Гроза нарастала, как накатываются волны моря: неотвратимо, комом, плавно и гладко. В душном летнем вагоне метро остро пахло озоном, откуда-то – ну не из вентиляции, честное слово, - веяло тонким промозглым сквозняком. Санька пытался спрятаться от атакующих капель ливня, не оставляющего на коже влаги, но только заработал несколько странных взглядов со стороны спутников. Он думал нервно, закусив губу, пытаясь сообразить хоть одно место, куда он мог бы выкинуть ящик без особенных для себя последствий.
И он все-таки его нашел. Полезно быть тринадцатилетним подростком, который вечно забирается невесть куда за невесть чем.
Это место было на окраине города, там, докуда еще не требуется лишних автобусов, где так просто догнать беглеца верхом. Старый дом – не какой-нибудь загадочный, вроде дачного, со скрипучим чердаком и мхом в щелях, а самый обычный, трехэтажное кирпичное недоразумение. Ребята сначала думали, что его не любят, как и любой дом на отшибе, за мрачные окна и жуткие виды по ночам – хотя как знать, может, все остальные потому и не любили?
Они попали туда втроем, вышли тоже втроем, только говорить об этом один из них так и не захотел. Тот самый, что случайно упал в чудом уцелевшее зеркало и выбрался из него через секунду, только с седой прядкой на лбу.
И Сашка, решивший выкинуть ящик именно туда, на следующей же станции пересел в обратном направлении. Чуть не свихнулся в дороге – ведьма грохотала у него в ушах, ревела ветром, шептала щекочуще и нежно: отдай, вернись, иди сюда. Он молчал, сжимал зубы до боли, сжимал ящик в руках и благодарил бога за идею сесть на метро.
Больше всего Сашка боялся, что к моменту его попадания к нужному выходу его там уже будут поджидать. Нет, видимо, все-таки подземка быстрее грозовых лошадей; силуэт ведьмы, весь в колючем облаке молний и клочьях сизых облаков, только виднелся на горизонте. Точнее он высматривать не стал – припустил что было ног ко входу, пытаясь удержать в руках все тяжелеющий ящик.
Никогда в жизни он не преодолевал так же быстро три этажа подряд. И, бросая сокровище в зеркало, будто продолжая свое же движение, он успел на страшное мгновение подумать, что все примерещилось, что нет у Стаса никаких седых волос, что сейчас он услышит только треск бьющегося стекла, а после, может, если очень повезет, еще раз увидит ведьму.
Он услышал только истошный визг. Одноглазый конь, обернувшись на лету рыбой, успел проскользнуть вслед за ящиком в зеркальную гладь; ведьма же ударилась в зеркало всей своей скоростью, упала и распласталась, изломанная и заходящаяся в крике. Сашка, затаив дыхание, вжался в угол, боясь отвести взгляд и боясь видеть происходящее. Ключ, по-видимому, черный изначально, сиял изнутри оранжево-красным, шея дымилась, края губ кровоточили. И вот тут Сашка вдруг подумал, что она совсем маленькая и хрупкая. Будто совсем девочка еще, а не древнее существо.
Шифоновые ткани расползались; голос ее охрип, но крик не прекращался, страшный, на одной ноте, бессильный. Следом за платьем начала расползаться белая кожа, расходящаяся алыми щелями, задымилась плоть, и наконец вся ведьма вспыхнула голубым пламенем, оборвался вопль, и искореженное ее тело рассыпалось тонким легким пеплом, почти белым. Сашка ясно видел, что ключа в этой куче нет; рыться не стал.
Он рванул из этого чертового дома, от этой чертовой ведьмы, со всех ног, остановиться уже смог только на эскалаторе, отдышаться – и того позже. Хороших снов ему не снилось еще добрый месяц. Сказкам он верил, но больше не участвовал ни в одной из этих сомнительных афер – на спор ли, не на спор.
Убегая со всех ног, он не видел, что почти сразу после его ухода из тени в углу выступила тонкая женская фигурка. Укутанная в шелка, с короткой гладкой стрижкой, с белоснежной кожей и остреньким изящным личиком. Она вышла на середину комнаты, зябко поежилась, оглянулась вокруг растерянно и испуганно, и цепь на ее шее полыхнула сизым пламенем.
Спустя несколько минут из тени в углу выступила тонкая женская фигурка. Черное железо на шее висело якорем.