Не нашла под это музыки. Если кто-нибудь найдет что-то спокойно-шаманистое, буду благодарна.))
Линзы
День, когда все немного изменилось, был в ноябре. Было сухо, холодно, хмурно, в общем, та самая мерзопакостная погода, когда вроде бы и лучше, чем слякоть под ногами, но исключительно объективно и в сравнении. Субъективно и отдельно хотелось свернуться в большой жаркий клубок под одеялом, прихватить с собой в пределы досягаемости чашку с каким-нибудь хорошим чаем и утопиться в книгах. Имею наглость думать, что именно поэтому в день, когда все немного изменилось, я самым непристойным образом проспала. Именно то самое ощущение, когда просыпаешься с уютным осознанием темноты за окном, которая воспринимается как разрешение спать дальше, пока не прозвонит будильник, случайно замечаешь светящиеся цифры электронных часов – и сон спадает напрочь, оставляя только тяжелое гудение в черепе у переносицы.читать дальше
В день, когда все немного изменилось, мне с утра не везло в мелочах. Проспала, наспех заварила чай и забыла термос на кухонном столе, не получилось с первого раза открыть замок, что ввело в состояние, близкое к истерике(Что с замком? Как теперь выйти? Может, дело в ключах?). Автобус, разумеется, был уже переполнен донельзя, и проскользнуть на обычное место мне не удалось. Оставалось только торчать прижатой с одной стороны к запотевшему ледяному окну, а с другой – к пожилому мужчине поперек себя шире, вдавившему меня в окно так, что несчастный мой живот оказался прилипшим к позвоночнику. От мужчины неприятно несло густым молочным запахом, и почему-то именно эти флюиды довели меня совсем до края. Мелочь за мелочь – как всегда бывает в моей дурной головушке, от забытого термоса и физических неудобств мысли перешли к бренности бытия вообще. Вспомнилась позавчерашняя ссора с мамой, сорванный с рюкзака в толкучке любимый амулет, оставшийся от ролевого прошлого, ехидство одногруппниц по поводу моей новой неудачной стрижки, ну и… и, конечно же, вспомнился Кирилл.
О нет, не имею тоскливых историй о неразделенной любви. Слава богу, повезло, не мой профиль. С Кириллом мы уже вместе больше полутора лет, не столь большой срок, но, тем не менее, все же внушающий определенную надежду на будущее. Я любила его только сильнее и сильнее, на недостаток внимания с его стороны грех было бы жаловаться, и, хотя наши с ним нежности и стали чем-то вроде ежедневного ритуала, но в привычку не превратились. Беспокоило меня другое.
Кирилл… ну, скажем так – человек-устрица. И нет, это не дурацкие шутки из всемирной паутины. За полтора года он так и не открылся. Да что там – я даже не знала, какого у него цвета глаза, он носил серые линзы и говорил, что ему не нравится цвет, полученный при рождении. Даже в таких мелочах… меня это пугало, расстраивало, бесило, но сделать я ничего не могла – страшно было давить, потому что навязывание – в принципе бесполезная и опасная вещь. Но я чувствовала, что то, что я вижу, что видят и однокурсники – только раковина. С жемчугом внутри, с перламутровым ядром, сияющим мягкими бликами. И оставалось только злиться на себя и хандрить, потому что даже в отношениях я не могу стать хоть немного к нему ближе. И, наверное, хоть немного ему полезнее, потому что, если никому не отдавать хотя бы по крошке своего груза, в какой-то момент хребет переломится.
Из автобуса после сеанса активного нагнетания всего в мыслях я вышла чуть ли не глотая слезы. Сама придумала – сама расстроилась, тем и живем! Впрочем, к университету я подошла уже в других мыслях, тщательно отогнав все упадническое настроение. Еще не хватало бы вешать его на знакомых, потому что особенно и вешать-то нечего.
На первую пару, конечно же, я безбожно опоздала, но вот ко второй вполне успела. Получила едкое замечание от преподавателя, с которым столкнулась в дверях, отговорилась посещением врача, кинула сумку на парту, получила легкий щелчок по лбу от Кирилла за все хорошее, потерлась о его ладонь лицом и невольно засмотрелась. Модельные агентства не стали бы за него драться, но неправильность черт лица с лихвой восполнялась уютным, веским чувством достоинства и некой правильности, сквозившими в каждом его жесте. Хотя подобных молодых людей мне встречалось и немного, по опыту могу сказать: стаями девушки ходить за ним не будут, но зато будет одна, которая запросто за него перегрызет чью-нибудь глотку и выцарапает глаза. Угадайте, кто перепал Кириллу.
Пару я еле отсидела. Чуть подстуженное горло отчаянно требовала питья, и желательно питья горячего, которого, конечно же, ни у кого не было. И потому вылетела в коридор чуть ли не до того, как нас отпустили. Кофе – аллилуйя! После мучительного торчания в очереди среди таких же истерзанных с самого утра (и бессонной ночью тоже, кстати) студентов я наконец получила стаканчик с заветной бурой жижей и поплелась в аудиторию. В кабинете было душно и остро пахло резкими духами, кажется, Ксюшиными, и Артем натужно кашлял, терзаясь своей аллергией. Никогда не понимала такого отношения, Артем же всех просил сводить пользование духами к минимуму, его в позапрошлом году на скорой увозили с пар из-за аллергии… Кошмарный эгоизм. Кирилла за партой не было, и я, покусывая краешек бумажного стаканчика, вытащила тетрадь с лекциями по праву из его портфеля. Все равно не рассердится, знаю же, а почерк у него куда более аккуратный, чем мой.
- Юль, а что со Стрельцовым сегодня такое?
- …м?
- Ну, он злой такой.
- Почему бы его самого не спросить в таком случае? – слегка раздраженно поинтересовалась я.
- Он убежал же.
Я хмыкнула про себя: представить бегающего Кирилла можно было бы только на основании пар физкультуры. Ксюша стояла и мялась, нервно потирая кончики пальцев – как большая накрашенная муха, очень неуклюжая и очень… виноватая?
- Ксюш, - постаралась протянуть поубедительнее. – А что тут произошло, пока меня не было, ты не хочешь рассказать?
- Ну, я случайно ему в глаза духами прыснула, не видела, что он рядом, он завопил что-то нечленораздельное, отшвырнул меня, как котенка, и вылетел пулей из класса.
Отшвырнул?! Да я б тебя расшвыряла бы по всему универу, милочка. Выбегаю в коридор, натыкаюсь на старосту. «Ты куда летишь?» - «Ты Стрельцова не видел?» - «Он в туалете по идее, в то крыло бежал.» - «Спасибо… потом, все потом».
Я, конечно, еще споткнулась и немного растянула на покореженном линолеуме, но до мужского туалета третьего этажа добралась без покалеченностей. Замерла на пороге на чуть-чуть – по-моему, какой-то инстинкт, который прививается еще в младшей школе, «в уборную другого пола – ни-ни», и распахнула дверь.
Меня будто бы сшибло волной. Это не было ветром, запахом, жидкостью, ничем таким. В воздухе было что-то куда более тонкое, но тем не менее перешибающее собой все, и видимый спектр восприятия, и звуки, и амбре общественного отхожего места. В этой волне была разлита чистая эйфория, полет через обещание падения, красота через обещание стремления, чистый янтарь иного слоя сознания. Мне перешибло дух, и на долгие несколько секунд, кажется, потемнело в глазах – как бывает от сильной жары, как бывает в шаге от обморока. В ушах гремели в такт биению сердца гулкие шаманские барабаны, в воздухе пахло хвоей, солью и дымом.
Кирилл был здесь, и был, кажется, один. Он стоял, опершись на раковину локтями, вода лилась впустую и как-то очень громко звенела чем-то прохладным. Он резко обернулся, услышав мои шаги, и так же судорожно, нервозно закрыл ладонью левый глаз.
Я успела увидеть, напрасно. Он, в общем-то, вовсе и не врал, когда говорил, что ему не нравится натуральный цвет. Радужка его была абсолютно черной, совершенно одного со зрачком тона, и вместо нормального человеческого глаза я мельком видела, кажется, черную дыру.
Он был растерян и…да, впервые на моей памяти. Такой беспомощности в его исполнении я еще не видела – и, думаю, не видели и другие. И я, хотя думала было отвести тему, пересилила страх и шагнула вперед с самым прямым вопросом, который можно было бы придумать. И получила вдруг самый прямой ответ, которого можно было бы ожидать.
- Что это было там?.. – напускная небрежность, ничего не случилось, ничего не происходит.
И как удар топора – короткое слово:
- Гламур.
И как-то даже не возникло желания пошутить о глянцевых журналах и телефонах в стразах, когда вдруг остро осозналось, насколько оно было древним, мощным, насколько дико то, что только что произошло.
А Кирилл стоял и молча, бессильно, почти испуганно на меня смотрел. И я как-то поняла, что, кем бы он ни был, именно он владеет моими мыслями последние полтора года, и именно с ним я хотела бы быть всегда. Еще раз шагнула – почти не прикладывая даже для этого усилий, коснулась его щеки:
- Пойдем? Пара уже началась, будут уши драть за опоздание.
А он невпопад ответил:
- Второй такой же, кстати.
Рука, как я не старалась это скрыть, все же дернулась, и я немедленно прижала ее крепче к его лицу, чтобы только он не успел разочароваться.
- Ну что поделать. Пойдем.
Это звучало очень глупо, я уверена.
- Тебе теперь будет хотеться еще и еще.
Я осознала это, конечно же, еще тогда, когда волна только схлынула, и сейчас поняла, что должна с этим бороться внутри. Потому что иначе нам будет очень больно.
- Я справлюсь.
Он отнял мою руку от своей щеки и поцеловал раскрытую ладонь.
И я подумала, что в день, когда все немного изменилось, в сущности, не изменилось ничего важного.
И что все будет трудно, но хорошо.